У самовара…

Старинная русская пословица гласит: хорошо там, где нас нет. Думаю, что на сегодняшний день эта пословица безнадежно устарела, ибо таких мест, где нас нет, практически не осталось. От Канады до Австралии и от Дальнего Востока до Ближнего сегодня поселились русские евреи.

Кто мог знать, кто мог предвидеть, что в России еврей превратится в экспортный товар? Что люди будут мечтать о браке с евреем или еврейкой?

Мои московские друзья прислали мне объявление какой-то девушки из брачной газеты. Скорее даже не объявление, а крик души: «Выйду замуж за еврея любой национальности!» По грамматике, конечно, неправильно, но по смыслу очень понятно.

Конечно, всё это временно. Мир нам еще припомнит, он нам не простит, что у нас была возможность не просто уехать, а еще выбирать куда… Но пока, пока гуляет наше еврейское казачество по странам и континентам. И где-нибудь в далеком Сиднее сидит семья Гуревичей за тульским пузатым самоваром, попивает чаек из вывезенной гжельской посуды и напевает слегка измененный старинный романс «У самовара я и мой Абраша».

Что поделаешь: все свои русские привычки мы вывезли с собой! Говорим тосты там, где их говорить не принято; одалживаем деньги там, где их никто, кроме нас, не одалживает, и в сорокоградусную израильскую жару разливаем по стаканам «Столичную» со словами «что-то стало холодать».

В одном американском журнале я прочел, что из всей эмиграции последней волны самой успешной оказалось волна русских евреев. И я этому не удивляюсь: после советской жизни нам всё по плечу.

Возьмите хотя бы английский язык. Как все наших пугали: это очень трудно, вы никогда не сможете на нем говорить! И что? Разве у нас есть проблема говорить по-английски?.. Нет проблемы! Это у американцев есть проблема: понять, что мы сказали. Так это их проблема, пусть они и мучаются.

Когда раньше мы были бедными туристами из Советского Союза, никто и не хотел понимать, что мы там лопочем. Но сегодня времена изменились. И вот вам живой пример.

В Лос-Анжелесе, в шикарном отеле в Беверли-Хиллс поселился наш соотечественник, как их сейчас называют, новый русский. Звонит он в бюро обслуживания и говорит:

– Плиз. Ту-ти ту-ту-ту!

Они говорят:

– Сорри?

– Чего сорри? Я же ясно сказал: ту-ти ту-ту-ту!

Представляете ситуацию: шикарный отель, пять звезд, клиент хочет – надо выполнять. Но чего он хочет?.. Сразу забегали, стали искать того, кто понимает русский язык. К счастью, нашли. Прямо тут же в отеле, в ресторане. Наш человек, всего полгода как эмигрировал, работает на мойке посуды. Они говорят:

– Сэр, помогите! Тут ваш соотечественник, так сказать, кантрифеллоу, что-то на русском просит.

– А что просит?

– Да вот, говорит: «Ту-ти ту-ту-ту».

– А-а! Так это не на русском. Это он на английском заказ делает.

– Какой заказ?

– Очень простой. Ту-ти – это два чая. Ту-ту-ту – номер двести двадцать два.

Так что, если сильно захотеть, они наш английский всегда поймут! А кстати, кто-нибудь из иностранцев смог по-настоящему выучить наш русский язык?.. Никто и никогда! Один мой знакомый американец, который учил русский язык пять лет в Университете, три года стажировался в России и еще, думаю, лет десять проработал в ЦРУ, говорил мне буквально со слезами на глазах:

– Аркадий, я ничего не могу понять! Скажи, вот меховая шапка, она называется песец – это я понимаю. Шуба из этого зверя тоже называется песец. Это я еще тоже понимаю. Но вот человек попал под машину, подходит милиционер и говорит: «Всё, песец!» Как это можно понять? Не понимаю!

И не поймет никогда! Потому что нет в нем нашей жизненной закваски, которая позволяет всё хватать на лету. Возьмите, например, американскую цивилизацию. Она ведь создавалась десятилетиями. А наши ее освоили за пару недель. Как говорил мне один еврей на Брайтоне:

– Подумаешь, они изобрели детектор лжи! Да я на этом детекторе уже женат двадцать лет. И его зовут Циля Моиссеевна!

А вспомните, как еще 20 лет назад наших эмигрантов спрашивали, знают ли они, что такое телевизор? И удивлялись, что они еще до Америки видели холодильник. А сегодня?.. Наши уже давно освоились со всеми компьютерами, мобилями и пейджерами. И если надо, могут послать любого и просто так и по факсу. Я уж не говорю про такие привычные мелочи, как свиминг пул или джакузи.

Кстати, насчет джакузи. Когда я первый раз приехал в Америку в самом начале перестройки, я этого слова даже не знал. Жена моего племянника в Балтиморе спросила:

– Дядя, вы хотите с дороги джакузи?.. Я налью.

Поскольку я решил, что джакузи – это что-то итальянское, типа мартини или чинзано, то сказал:

– С удовольствием! Только чуть-чуть, я днем пить не привык.

Ночью я слышал из спальни племянника свистящий шёпот его жены:

– Слушай, этот твой дядя, он что, немножко мешиге?

– Почему?

– А почему он хочет пить воду из нашего джакузи? Что ему, плохо из холодильника?

Нет, теперь-то я знаю, что это такое, но тогда, в первый раз, меня многое удивляло. Например, в Лос-Анжелесе, почему многие наши евреи ходят с такими высокими гипсовыми ошейниками, поддерживающими голову. Я спросил у своего приятеля. Он говорит:

– Это им врач велел. После аксидента.

– После кого?

– Ну, после столкновения машин.

– А зачем?

– Так лучше для иншуренса.

– Для кого?

– Для страховки.

– Почему?

– Слушай, что ты пристал: зачем, почему?.. Ты, вообще, знаешь, что такое еврейское дорожно-транспортное происшествие?.. Это когда снаружи машина совсем не пострадала, но внутри все получили очень серьезные травмы.

Конечно, эмиграция – состояние особое. И как бы хорошо ни прижились люди на новом месте, все равно нелегко, особенно во второй половине жизни, всё начинать сначала. Совсем еще недавно, когда в России не произошел обвал рубля, многие наши друзья говорили при встрече:

– Ребята, зря вы уезжали! У нас теперь и квартиры получше, и рестораны покруче, и заработки поглавней.

Я не хочу ни с кем спорить, каждый сам себе выбирает судьбу. Но вместо ответа хочу рассказать одну историю.

Один новый русский, разбогатевший в своем городке Урюпинске, приехал в Америку, к своему другу-еврею, покинувшему Россию четверть века назад.

Тот тоже сколотил в Штатах приличное состояние и принял своего друга на шикарной вилле. Выпили, посидели, поболтали – урюпинский друг захотел в туалет. Дергал-дергал дверь, она не открывается.

– Ты сначала свет зажги,– говорит хозяин,– а то не откроется.

Друг зажег свет, справил нужду, хочет выйти – дверь не открывается:

– Тут блокировка! – кричит хозяин. – Пока воду не спустишь – дверь не откроется.

И так это чудо техники поразило гостя, что он купил себе такой же чудо-сортир, упаковал в ящики, заплатил кучу денег за перевес, но вывез в Россию. Через год американец оказался по делам в России и заехал в Урюпинск, повидать своего друга. Спрашивает:

– Где мой друг Вася?

А ему отвечают:

– Нет его. В дурдоме он.

– Как?! С чего это вдруг?

– Да всё из-за этого туалета проклятого!

– Почему?

– Да потому! У нас же в Урюпинске то света нет, то воды.

Так что, когда друзья из России снова будут рассказывать, как там хорошо, пожалуйста, вспомните эту историю.

И еще одно. Сегодня, когда эмиграция стала таким обычным делом, хочется вспомнить тех первых евреев, которые в 70-х годах пробивали собственными головами дырку в железном занавесе. Сколько печального, сколько трагического и в то же время смешного происходило в то, уже далекое время.

Когда в 73-м году мой дядя Эмиль уезжал с семьей в Израиль, отец сказал ему на прощанье:

– Миля! Ты всю жизнь был вруном и фасонщиком. Но теперь поговорим серьезно. Когда приедешь на место, напиши честно, как там. И не забудь: все письма оттуда эти газлоним из КГБ читают внимательно. Поэтому про отъезды ни слова! Пиши только про погоду и про здоровье. Но где-нибудь между прочим вставь фразу, что у тебя болят мозоли. Это будет твой сигнал – и мы все поймем, что надо ехать.

Через пару месяцев нам пришло письмо из Израиля примерно такого содержания:

– Дорогой Иосиф! Вот мы и в Иерусалиме. И рад тебе сообщить, что у всех у нас сильно болят мозоли. Встретили нас, как родных. Обнимали так, что у меня заболели мозоли. Погода здесь великолепная, много гуляем, так что у всех сильно болят мозоли. Словом, Иосиф, не сомневайся, приезжай скорей – и у тебя заболят мозоли еще сильнее, чем у нас!

В этом коротеньком письме про мозоли было сказано раз I5 и, я думаю, даже самый бездарный КГБшник понял, что это сигнал. А отец отложил письмо в сторону и сказал:

– Я не понял: это хохма или это всерьез? Если у Мили и правда так болят мозоли, что я поеду? Я что, ортопед?

И мы не поехали, как не поехали тогда сотни других. Одних не пустила советская власть, других – страх перед неизвестностью, третьих – боязнь потерять то, что нажил за долгие годы. А сегодня едут и ничего не боятся, разбредаются люди по свету в надежде отыскать свой маленький кусочек счастья.

Хотя кто точно может сказать, что такое счастье и что такое несчастье. Пожалуй, точнее всех это знал мой дедушка. Он говорил:

– Что такое счастье? Счастье – это жить в Советской стране! А что такое несчастье? Несчастье – это иметь такое счастье!

А пока снова взлетают в небо самолеты и отходят от платформы поезда. Уезжают из страны мои зрители, покидают ее мои слушатели. Делится на две части моя публика. Дай Бог удачи и тем, кто уезжает, и тем, кто остается. Дай Бог счастья всем, кто даже в Бога не верит.

А писатель может быть счастлив только со своей публикой, где бы она ни жила. Я рад, что мы снова вместе. Здравствуйте, дорогие мои друзья!