Вы, наверное, слышали такое выражение «еврей-тысячник»?.. Это значит, что на тысячу евреев всегда найдется один особо отрицательный. Если уж дурак, то такой, что ни в одной нации не найдешь; если подлец, то такой, что все могут спрятаться; если врун, то сам барон Мюнхгаузен может у него постоять за дверью.

Наш сосед по двору дядя Боря тоже был еврей-тысячник. Это был пьяница, аид а шикер. Вообще, еврей-пьяница в России встречается не так уж часто. Ведь для чего пьет русский человек?.. чтоб ему стало хорошо. У еврея же организм устроен иначе: прежде, чем ему станет хорошо, ему стане так плохо, что его надо три дня отпаивать молоком.

Но дядя Боря был исключением. Он мог пить и не пьянеть. Как он сам говорил:

– Это у нас наследственное. Когда в Шепетовке умер дядя Изя, он оставил нам в наследство самогонный аппарат. С тех пор мы такие.

Конечно, больше всех страдала его жена, тетя Рая, маленькая, сухонькая и совершенно седая еврейка. Каждый раз, когда он возвращался с работы с чуть покрасневшим лицом, она встречала его словами:

– Босяк! Гопник! Ну, объясни мне, почему ты пьешь?

На что находчивый дядя Боря неизменно отвечал:

– Пью, потому что жидкая. Была бы твердая – я бы ее грыз.

К чести тети Раи, должен сказать, что несмотря на вечную войну с мужем, она была его верной союзницей и закрывала от остальных грудью.

Была у нас соседка по фамилии Фильчикова – мерзкая особа с таким выражением лица, будто она постоянно держала во рту кусочек дерьма. Что она только ни делала, чтобы вбить клин между Борей и Раей. Как-то зимой Боря увлекся одной артисткой филармонии и пропадал днями и ночами, о чем, конечно, не упустила сообщить Фильчикова:

– Соседушка, – ласково обратилась она при встрече к тете Рае, – уж не хотела вас огорчать, но по-соседски скажу: муж-то у вас гуляет!

– Ну? – спокойно сказала тетя Рая. – Пусть гуляет. Он у меня тепло одет.

Тогда Фильчикова заходила с другого боку.

– Соседушка, – говорила она, – ваш муж вчера вернулся в час ночи пьяный-пьяный!.. Уж так ругался в подъезде…

– Еще бы ему не ругаться! – отвечала тетя Рая. – Он же наступил на вашего, который спал на лестнице.

Постепенно Фильчикова сдалась, говоря, что евреи всегда держатся вместе и наших туда не пускают. И тут она была совершенно не права. Как раз компанию Бори составляли два чисто русских индивидуума: Вася Крот и Коля Жмот. Только не ищите тайного смысла в этих прозвищах. Просто фамилия одного была Кротов, а другого Жмотов. Они всегда появлялись вместе и всегда навеселе. Как говорила тетя Рая:

– Они оба ходят такие пьяные, что рубашка одного заправлена в брюки к другому.

При всем том оба друга дяди Бори были людьми не простыми. В частности, Кроту принадлежит высказывание, перечеркнувшее метрическую систему мер:

– Литр, – сказал он, – это то же самое, что метр. Только в жидком виде.

Что касается Жмота, то это был вообще библиофил. Он выписывал подряд все газеты и журналы и вырезал оттуда всё, что имело отношение к выпивке.

– Мужики! – говорил он, появляясь со свежевырезаной заметкой. – Во Львове один фельдшер новый способ выпивки открыл. Через клизму.

– Это зачем? – лениво спрашивал Крот.

– Вот чудила! Ты представь: закуски тебе не надо – это раз! На работу приходишь, от тебя водярой не пахнет – это два! И самое главное – всё сразу всасывается в организм. 100 грамм – и полностью бухой!

– Нет, – говорил дядя Боря, – лично мне это не нравится.

– Почему?

– А как при этом способе пить на брудершафт?

Конечно, в смысле выпивки ни Крот, ни Жмот с дядей Борей тягаться не могли. Когда они уже лежали под столом, дядя Боря только начинал рассуждать об исходе евреев из Египта. Впрочем, степень опьянения друзей роли не играла: все равно об этом событии они ничего не слышали.

– Я вас спрашиваю, – говорил Боря, – зачем Моисей водил евреев 40 лет по пустыне?.. Не знаете? Так я скажу: он искал землю, где совершенно нет нефти. И-таки нашел, чтоб у него голова не болела! В результате арабы купаются в золоте, а евреи имеют фон гипергейте пферд подковес!

Я переведу: имеют подковы от придушеной лошади. Когда дядя Боря сильно напивался, он сразу вспоминал еврейский язык. Очевидно, это хмельная волна доносила до него голос предков. В эти минуты на все попытки мастера или кадровика назвать его Борис Петрович, он неизменно отвечал:

– Меня зовут Борис Пинхусович. Кому не нравится – может удавиться!

Нельзя сказать, что мудрая тетя Рая не пыталась вылечить мужа от пьянства. Сначала она обратилась к нетрадиционнной медицине: экстрасенсам, иглоукалывателям и даже к одному йогу. Результат – ноль, разве что только йог после дяди Бори начал выпивать через ноздрю.

Тогда тетя Рая обратилась к обычной медицине и заставила мужа пойти в поликлинику. Районным врачом у нас был доктор Онищенко – здоровый хохол с большим красным носом и синими прожилками. Лечил он больных алкоголизмом по своему методу: заставлял пить до тех пор, пока тому не станет противно. Противно дяде Боре так и не стало. И через две недели он лечение прекратил. Правда, потом часто любил повторять:

– Алкоголик – это тот, кто пьет больше своего лечащего врача.

Как рассказывал мне отец, Боря при своем пьянстве был потрясающим токарем. Самые сложные детали поручали точить только ему, поскольку он умел, как говорили на заводе, ловить микроны. Зато, когда приезжали зарубежные делегации по обмену опытом, дядю Борю никогда не приглашали на банкеты. Даже не потому, что он пил, а потому что болтал про всё вокруг, включая партию и правительство.

Я даже не могу понять, как он со своим языком не сгинул в лагерях при Сталине, не сел при Хрущеве, не попал в психушку при Брежневе?.. Может, это водка его хранила? Знаете, как бывает: трезвый человек свалится с лестницы – поломает руки-ноги, а пьяный упадет – ни одного синяка. Особенно он любил рассказывать антисоветчину моему отцу, чувствуя, что тот втайне тоже не любит мелиху.

– Наумыч! – орал он при встрече на весь двор. – Фото в «Известиях» видел? «Хрущев осматривает свиноматку-рекордистку». На фотографии Хрущев слева. Не, ты понял в чем юмор? Он же у нас на свинью похож.

– Так, – тихо бормотал отец. – Анекдот – пять лет, плюс объяснение – еще три года.

Или уже в брежневские времена:

– Наумыч, слыхал, в Ташкенте землетрясение. Это у Брежнева китель упал вместе с орденами.

Но, конечно, главный его бенефис состоялся уже в период перестройки. Об этом хочу рассказать особо. Заводу, на котором он работал, выпала редкая честь: его решил посетить отец перестройки М. С. Горбачев. С самого утра на заводе уже хозяйничали КГБешники. Нюхали, шарили, искали и указывали рабочим, кому что отвечать на вопросы генсека. По плану Михаил Сергеевич должен был обойти цеха и собрать народ на митинг в актовом зале.

Но, как известно, наш генсек был человек непредсказуемый и, войдя на завод со своей свитой, вместо того, чтобы пойти направо, как было договорено, взял и двинулся налево. То ли он решил нарушить партийную традицию, то ли точно не знал, где право, где лево, но вышел он прямо к станку дяди Бори, которого к этой встрече никто не готовил.

– Здравствуйте, дорогой товарищ! – сказал генсек. – Рад нашей встрече.

Дядя Боря выключил станок.

– Здравствуйте, Михал Сергеич, я тоже рад.

– Ну, рассказывайте, как дела? Семья, дети, так далее…

– Детей, к сожалению, нет. Только жена.

– Ну, жена – это тоже неплохо, – пошутил генсек. – Как ее у вас величают?

– Почти, как вашу, – сказал дядя Боря. – Раиса Моисеевна.

При этих словах секретарь заводского парткома от ужаса крякнул и в его шевелюре появилось еще несколько седых волос. Но генсек сделал вид, что все нормально.

– Я, знаете, вот о чем хотел вас спросить. Вот сейчас в стране началась антиалкогольная компания. Ну, вы слышали… Так вот, лично вы как к ней относитесь?

Конечно, лучшего объекта для своего вопроса он найти не мог.

– Ну что, компания, – сказал Боря. – В хорошей компании да под хорошую закуску много можно начудить.

Свита недовольно зашумела.

– Тихо, товарищи, тихо! – успокоил их главный. – Человек шутит, что ж мы, юмор не понимаем? Но давайте конкретно. Вы токарь какого разряда? Пятого?

– Нет, пятый у меня пункт. А разряд седьмой.

– Вот видите, высший разряд. Вам поручают сложнейшие детали. А представьте, вы выпили сто грамм. Можете вы после этого работать?

– Почему нет? – сказал Боря. – Тоже мне доза.

– Ну, хорошо, а двести? Можете вы после двухсот грамм работать?

– Но вы же видите, работаю.

Свита опять загудела, как улей.

– Подождите, товарищи! – разгневался генсек. – У нас принципиальный разговор. Знаете, уважаемый, если рассуждать по-вашему, можно далеко зайти. Выходит, выпил бутылку – и иди, работай?

– Нет, – сказал дядя Боря, – после бутылки работать трудно. После бутылки можно только руководить.

На следующий же день Борю с треском отправили на пенсию. Но, между нами говоря, ничего он не потерял. Через полгода в связи с падением производства завод был закрыт, а еще через некоторое время отправили на пенсию и самого отца перестройки.

Пару лет назад побывал я снова во дворе моего детства. Всё как прежде: такой же обшарпаный дом, так же стоит на асфальте одинокое дерево и стучат во дворе доминошники. А во главе их сидел постаревший дядя Боря.

Дружки его, Крот и Жмот, давно умерли, тети Раи тоже нет. Живет он теперь один. Точнее, не один. Он завел себе собачку, которую назвал Пьяница.

– Почему такое имя? – спросил я.

– Для дела. Я, когда зову ее на улице, половина мужиков оборачивается. Сразу ясно, с кем можно сообразить.

– А вы что, еще выпиваете?

– А как же! С этим делом резко бросать нельзя. А то будешь выглядеть, как наш президент.

– А вы думаете, что он много пил?

– Не в том беда, что пил, а в том, что пил не с теми, с кем нужно. Ну, бывай! Заходи как-нибудь. Примем по стопарю, помянем наших, пусть земля им будет пухом.

В последнее время я часто вспоминаю Борю Голобородько. Вроде, не был он ни знаменитым ученым, ни известным композитором. Но, в конце концов, не все становятся Ойстрахами и Ботвинниками. Есть еще дяди Бори, дяди Мони, дяди Абраши. И неизвестно, на ком больше держится земля.

Как ни странно, я считаю его одним из немногих счастливых людей, которых я встретил в своей жизни. Он любил то, что любил, не делал того, чего не хотел, никому не угождал и, самое главное, никем не притворялся, оставался самим собой. А это ведь и есть в жизни главное счастье.

Я не знаю, есть ли там что-нибудь на небе. Но, если есть, я бы очень хотел, чтобы дядя Боря оказался в раю. Пусть ему там дадут попробовать нектар, потому что все остальное в этой жизни он уже выпил.